Ты меня переписываешь опять...
Ты меня переписываешь опять,
По пять раз на дню, исчеркал всего.
Ты хотел, чтоб я вышел тебе под стать,
По по-до-би-ю… но теперь чего?
Каждый раз мне навешиваешь долги,
То любовь, то ненависть, то петлю.
А когда не могу, говоришь «моги!»
А когда не хочу, говоришь «убью!»
Люди думают, что это я такой -
Как дурак кидаюсь то в пух, то в прах.
Я б давно перестал говорить с тобой,
Но ты ставишь галочки на полях -
Сочиняешь мне то врага, то дочь,
То больничную койку, а то плацкарт.
Всё пытаешься как-нибудь мне помочь,
И, похоже, что даже вошёл в азарт…
Посмотри, ну какой из меня герой?
Я тебе всю статистику завалю!
Но ты так мне веришь, что чёрт с тобой,
Переписывай - потерплю.
Так бесполезно писать тебечитать дальшеТак бесполезно писать тебе, так напрасно…
Спи, мой маленький, ты никому не должен.
Вызревает осень,
стекает жёлтым
и красным,
словно нежным мёдом по огрубевшей коже.
В доме так сыро, что голос под утро сипнет.
Выйдешь к столу,
а время опять ложиться.
Веки сомкнешь на секунду – и сон настигнет.
Так и проснёшься весной в прошлогодних джинсах.
В воздухе столько смерти, что жизнь прекрасна,
и неважно даже,
какой был сюжет предложен.
Но писать напрасно,
писать всё равно напрасно…
Спи, мой маленький, ты никому не должен.
Она ему была...
Она ему была, как выстрел в темя,
Как инсталляция больного мозга…
«Смотри, со мною происходит время,
Я истекаю вечностью, как воском,
Я весь тобой, как кожей зарастаю.
Любить в такой замысловатый способ –
Я ничего безумнее не знаю».
Она ему была, как наважденье,
И вся росла в него, как метастазы.
Презрев инстинкты самосохраненья,
Он так не умирал ещё ни разу.
За эту смелость время их запомнит,
Но чёрта с два оно их пощадит.
Она всё чертит на его ладони:
«Происходи со мной… происходи…»
В то время, как ты там...
В то время, как ты там выгуливаешь свою тоску,
дышишь спелым воздухом,
пытаешься быть гуманным,
ждёшь попутного ветра, знамений, какой-то небесной манны,
гадаешь по синему морю и золотому песку,
я учусь просыпаться рано.
Я пытаюсь ровнее дышать и не ждать новостей,
просто чистить картошку,
насаживать мясо на вертел.
Пытаюсь не помнить, как вкладывать письма в конверты,
как можно смеяться, не пить и хотеть детей.
И не бояться смерти.
Пока ты там в сотый раз пытаешься всё изменить,
вытоптать себе пятачок
между адом и раем,
я понимаю, что всё бесполезно, что так всё равно не бывает,
и думаю : «Хватит, устала», – и отпускаю нить…
И тут меня накрывает.
Зачем мы пишем так...
Зачем мы пишем так,
как будто остаётся
всего-то и делов, что мучиться и ждать?
Ещё одна луна
легла на дно колодца.
И голос не дрожит, но слова не сказать.
Нас срежут, как грибы,
почти под самый корень,
неважно, где найдут (в песке, в листве, во ржи),
но там, где мы лежим вдвоём, как будто порознь,
один уже ушёл, но будто бы лежит.
И будто бы ещё не дёрнулся, не стратил,
и весь ещё тебе,
а сам уже ничей…
И улетает вплавь – из спальни, из кровати,
из всех твоих стихов, лукошек и сетей.
Не надо больше слов.
И ничего не надо.
Качаться в простынях с беспомощным лицом...
И боль на дне меня
лежит ручной гранатой.
Выдёргивай кольцо, выдёргивай кольцо…