Каждому солдату по социопату! (с)
О собаках. О привязанностях. О снах и яви. О любви. О прошлом и настоящем.
Просто зарисовка без претензии на что-либо.- Спит еще, - мама поправляет одеяло, а из кухни тянет свежей выпечкой и кофе. Солнечные зайчики прыгают по одеялу, так и норовят запутаться в непослушных волосах. Не хочется вылезать: по-утреннему зябко - лето хотя и вошло в свои права, а все одно - утром хочется поваляться в теплой постели подольше: дом остыл за ночь.
Что-то есть во всем этом неправильное, вот только что, мальчик пока что понять не может. Что-то явно не так - не то в голосе матери, не то в непривычном ощущении, когда чего-то не хватает, а чего именно, не так-то просто понять спросонья.
- Еще пять минут, мам... - бормочет сквозь сон Шерлок, пряча нос поглубже в подушки.
- Мам, да пусть поспит сегодня подольше, - резкий голос брата вворачивается в сознание, как сверло: период перелома, звучит так себе. И тоже странно - с чего бы вдруг такая забота? Но организм моментально отзывается, дрема наваливается, как пуховая перина, голоса снова слышны так, как если бы говорящие стояли под густым снегопадом: - Помнишь, что врач говорил о привязанностях в его случае? Он никогда не научится, я вообще не знаю, как ему...
- Помолчи, - отвечает мать и поднимается с постели. Стоит еще несколько секунд, а затем разворачивается и тихо уходит, аккуратно затворяя за собой дверь.
О чем это они?
Спать уже не хочется, а осознание того, что что-то не так, заставляет окончательно распахнуть глаза. И тут он понимает:
- Краснобородый?
Тишина.
- Эй, приятель, ты где?
Высунуть нос из-под одеяла: пираты осматривают лагуну из укрытия. Вот она, как на ладони: мирно покачивается на волнах корабль (как интересно было вместе с садовником строгать доски, аккуратно приклеивать детали, натягивать веревочки, а потом, высунув от усердия язык, выводить кисточкой название: Redbeard! Дружище оценил, разумеется: тыкался мокрым носом, порывался утащить к себе в угол, но кто же даст, когда столько усилий приложено? Он понял, конечно же. И даже почти не порывался повторить попытки, когда они вдвоем носились по двору, устраивая пиратские баталии. И даже не был наказан, когда слегка прокусил-таки корму: от усердия же, не хотел... Совершенно точно не хотел), тускло поблескивает в углу кривая сабля, оклеенная фольгой: папа помог изготовить. Постоянные участники их с Краснобородым похождений - плюшевые зайцы и медведь, деревянные человечки с нарисованными повязками на глазах спят в своей коробке. День обещает быть солнечным, а в школу сейчас не надо, а это значит, что можно...
И вдруг он понимает, что именно не так.
Его разбудила мама. А обычно это делал Краснобородый. Приходил и толкался мордой, вздыхая и испуская протяжные "уффф": просыпайся, хозяин, впереди нас ждет отличный день, полный приключений и необыкновенных историй! Обцеловывал все лицо так, что можно было бы не умываться, но мама всегда была категорически против такого положения вещей, а от брата и вовсе могло влететь, и только отец посмеивался, набивая трубку: мальчишки - всегда мальчишки, что с них взять? Даже если один из них - собака.
- ...Эй, парень?
Шерлок откидывает одеяло и садится на кровати. Пса нигде не видно. Сердце замирает.
Последние дни он был совсем плох. Почти не вставал, хотя и лыбился, как всегда, широко раскрыв пасть, щуря подслеповатые слезящиеся глаза. И давал использовать себя вместо подушки: вчера вечером Майкрофт поднял младшего с пола, где тот заснул, крепко обняв свою собаку, ткнувшись носом куда-то в мохнатый живот, а Краснобородый, в свою очередь, положил голову к нему на плечи, ничем не показывая, как ему тяжело. Не спал, вздыхая и посматривая периодически на мальчика, с которым уже не мог играть так, как прежде.
Однажды он болел, и Шерлок очень хорошо помнил, как много он тогда плакал. Плохо понимая, отчего ему так страшно, и так, что мама отчего-то страшно волновалась, а отец спорил с нею насчет того, действительно ли так уж нужен этот странный доктор, который говорил о какой-то ре-а-би-ли-та-ции и се-да-тив-ных пре-па-ра-тах. И что-то о нестабильном психическом состоянии в связи с излишней эмоциональностью, которую излишняя привязанность может...
(дальше он не разобрал, да и не помнил: заснул после того, как "мошка укусила", а доктор похлопал ласково по плечу, приговаривая "тише, тише...")
(а слова про психическое состояние и излишнюю эмоциональность почему-то очень хорошо запомнил, хотя и плохо выговаривал поначалу)
Но даже тогда Краснобородый спал на своем месте. В своем углу, на своем коврике, вот прямо тут, за кроватью.
И даже тогда, когда едва мог передвигаться, первое, что Шерлок слышал - постукивание его хвоста в ответ, стоило позвать его по имени.
Страх закрадывается в сердце и становится еще холоднее. Что-то в груди начинает биться со страшной скоростью, а сам мир сужается до размеров этой спальни с голубыми стенами.
Не чувствуя босыми ногами холодного пола, мальчик подходит туда, где обычно лежал пес, и, не обнаружив его там, застывает на мгновение, после чего срывается с места, бежит к двери, рывком открывает ее, чтобы со всего маху влететь в брата, который не то стоял под дверью, дожидаясь момента, пока младший проснется окончательно и все поймет, то ли просто оказался в нужное время в нужном месте.
- Майкрофт! Краснобородый... Где Краснобородый? - в распахнутых, немигающих глазах нет слез, но выражение лица брата почему-то меняется, он нервно оглядывается на гостиную, где никого нет. На часах - одиннадцать утра. Немыслимо поздно. Он почти никогда не спал так долго, кроме тех дней, когда мама выглядела обеспокоенной, а вечерний чай с молоком отдавал чем-то неприятным. Как вчера, кстати.
- Шерлок...- голос брата звучит тихо, а руки, лежащие на плечах, кажутся очень тяжелыми. Он редко улыбается, но в его постоянной не-улыбке нет того пугающего и непонятного, заставляющего сердце сжаться еще сильнее, а слезам все-таки потечь из глаз, что окутывает брата словно бы невидимой, но ощутимой пеленой.
Осознание чего-то плохого, непоправимого, страшного вдруг становится таким сильным, что сдерживаться не остается никаких сил.
- Он что... он что... он остался в гостиной, да? У камина спит? - слезы почему-то холодные, а руки начинают дрожать. - У камина спит, да? Он вчера спал у камина, грелся. Греется, да? В спальне сегодня так холодно! Майкрофт, он у камина спит, да?
Брат прикусывает нижнюю губу: Шерлок всегда, даже когда ему очень страшно или обидно, замечает даже самые маленькие детали.
Когда брат прикусывает нижнюю губу, жди беды.
Или просто плохих вестей.
- Братишка, - он опускается на корточки перед младшим братом и все также держит его за плечи. - Видишь ли...
- ОН У КАМИНА СПИТ! ДА?!
На крик выбегает мать, пару секунд спустя распахивается ведущая на улицу дверь, и в комнате показывается отец. И, глядя на их лица, мальчик понимает, что надо бежать. Что-то подсказывает ему: если бежать побыстрее, то он успеет, и Краснобородый будет лежать у камина, где его вчера так разморило, что не хватило сил и желания дойти до спальни маленького хозяина - ну должно же это было когда-нибудь случиться? Все когда-нибудь случается в первый раз.
Шерлок вырывается из рук брата и бежит, не чувствуя, как задевает ногой низенький столик: потом этот синяк долго не пройдет, будучи напоминанием. Но у самых дверей его перехватывает отец, и, хотя сын вырывается, что есть сил - уже не маленький, и не особенно легкий, его удается удержать.
- Пусти! Пусти!!! Успеть надо, надо успеть! Он у камина спит, я его вчера там...там забыл, пусти!
Он что, не понимает?! Не понимает!
Шерлок бьется, как рыба, пойманная на крючок, колотит отца кулаками и ногами, но тот молча держит его, прижимая к себе, а у мамы слезы на глазах.
Он же не успеет!
- Пусти!
Силы неожиданно оставляют его, и мальчик обмякает на руках у отца, утыкаясь тому в плечо и принимаясь всхлипывать. Отец гладит его по волосам и несет в гостиную.
Когда они опускаются на диван напротив камина, Шерлок видит, что никого там нет.
- Видишь ли, малыш, - тихо говорит отец, - иногда в жизни происходят вещи, о которых нас не всегда спрашивают. Он сильно болел, но так тебя любил, что решил, что не хочет, чтобы ты расстраивался, увидев, как он...
- Что - он? - мальчик отрывает голову от отцовского плеча и смотрит ему в глаза, чувствуя, как конечности становятся какими-то твердыми, а кончики пальцев холодеют.
- Я говорил, что добром это не кончится, - доносится откуда-то сзади голос брата.
- Господи... - тихо произносит мама, вероятно, увидев или поняв что-то, что заставляет ее голос так измениться.
А отец молчит. И в молчании этом Шерлок вдруг видит ясный ответ, простой и понятный.
Если бы они ему сказали, может быть, все было бы иначе.
Последнее, что он помнит - хрип, который вырывается из груди прежде, чем он начинает кричать.
***
...За окнами - темнота и дождь. Что-то навязчиво пищит: пик, пик, пик. На пальце - какая-то дурацкая штука, вроде прищепки. И он совершенно точно не дома.
В кресле возле постели кто-то сидит. По запаху - духи, корица - он определяет, что это мама.
В голове - мягкая, туманная муть. Что-то было утром, кажется?
- Приходит в себя, - чей-то голос пробивается сквозь снегопад. - Хорошие показатели, но придется оставить еще на пару дней, вы же понимаете.
- Да. Нас предупреждали.
- Редкий случай. Он ко всем так привязывается и реагирует? Обычно дети... как-то слабее. Проще. На моей практике такое - впервые. Обычно - после потери родителей. Сильнейшего стресса. Но не после потери животных.
- Он особенный. Мистер Хендерсон сказал - любая привязанность может...
- Да, понимаю. Редкий случай. Но я не исключаю, что когда-нибудь все изменится. Возможно, с чьей-то помощью. Будьте внимательны. Вот здесь - список процедур и препаратов, которые...
Шерлок проваливается в сон.
Во сне мама кладет на лоб теплую руку и говорит чуть сдавленным, но ласковым голосом:
- Кто бы там что ни говорил, ты научишься. Ты непременно научишься. Жизнь не стоит на месте, даже если ты одной ногой увяз в прошлом. Важно то, что сейчас. И важно - помнить. А там, в памяти, они всегда с нами. Я верю в тебя, Шерлок. Ты непременно научишься.
Во сне ирландский сеттер с добрыми глазами бежит к нему по длинному светлому коридору, машет хвостом, лезет обниматься, облизывает лицо.
Вполне живой. Все также любящий, но ничего не _решивший_.
- Спишь еще? - кто-то стоит у дверей, а из кухни доносится запах свежей выпечки и кофе. Из-под одеяла не хочется вылезать: холодно. Но сон развеивается постепенно, и сквозь смеженные веки Шерлок чувствует свет - с непривычной стороны.
- Еще пять минут... - бормочет он в ответ, натягивая на себя плед, лежащий поверх одеяла.
В ладонь тычется мокрый нос. Только не крупный, когда можно смешно взять его в ладонь и издать звук, какой издает гудок на старых автомобилях, а совсем крохотный. Обладатель носа урчит: куда у них встроены источники этого урчания, интересно.
А пес с добрыми, ласковыми глазами, улыбнувшись своей фирменной улыбкой от уха до уха, растворяется в воздухе, когда сон окончательно улетучивается.
И комната - вовсе не его спальня.
- Мне на работу пора, - тихо говорит девушка, стоящая в дверях. Ее волосы медового цвета заплетены во французскую косу - чуть растрепанную, но милую, ей очень идет. - И еще все остынет. Забрать его? - последнее адресовано коту, который угнездился рядом с лежащим в постели мужчиной, не желая покидать нагретое место.
- Не надо, - улыбается Шерлок. - Он очень теплый.
Молли улыбается в ответ, кивая, а затем аккуратно затворяет за собой дверь, чтобы дать ему еще несколько минут.
Она понятия не имеет о том, что имеет для него не меньшее значение. И понятия не имеет о том, что такое для него - эта значимость.
Но впервые за долгие годы ему не больно, и нет после сна - привычного, не оставляющего его на протяжении всех этих лет - пустой холодной дыры в самой середине груди. Она исчезла после того, как он начал просыпаться здесь, в этой спальне, однажды придя сюда, в эту квартиру, к ней домой после того, как пробродил половину ночи под снегопадом, и в какой-то момент испугавшись, что его самого затянет в эту дыру.
Она тогда молча пустила его внутрь, и как-то так оно и осталось по сей день.
- Извини, приятель, - вздыхает детектив, поднимаясь с постели и подхватывая мирно спящего кота на руки. - Дела не ждут, зато, уверен, в кухне тебя ждет твоя миска. Меня, кстати, тоже.
Что бы там врач ни говорил "о привязанностях в его случае", он научился еще кое-чему: какой бы стороной ни поворачивалась к нему жизнь, необходимо жить тем моментом, который имеешь, даже если одной ногой ты накрепко увяз в прошлом.
Он научился.
Начинается новый день.
Близится Рождество.
Просто зарисовка без претензии на что-либо.- Спит еще, - мама поправляет одеяло, а из кухни тянет свежей выпечкой и кофе. Солнечные зайчики прыгают по одеялу, так и норовят запутаться в непослушных волосах. Не хочется вылезать: по-утреннему зябко - лето хотя и вошло в свои права, а все одно - утром хочется поваляться в теплой постели подольше: дом остыл за ночь.
Что-то есть во всем этом неправильное, вот только что, мальчик пока что понять не может. Что-то явно не так - не то в голосе матери, не то в непривычном ощущении, когда чего-то не хватает, а чего именно, не так-то просто понять спросонья.
- Еще пять минут, мам... - бормочет сквозь сон Шерлок, пряча нос поглубже в подушки.
- Мам, да пусть поспит сегодня подольше, - резкий голос брата вворачивается в сознание, как сверло: период перелома, звучит так себе. И тоже странно - с чего бы вдруг такая забота? Но организм моментально отзывается, дрема наваливается, как пуховая перина, голоса снова слышны так, как если бы говорящие стояли под густым снегопадом: - Помнишь, что врач говорил о привязанностях в его случае? Он никогда не научится, я вообще не знаю, как ему...
- Помолчи, - отвечает мать и поднимается с постели. Стоит еще несколько секунд, а затем разворачивается и тихо уходит, аккуратно затворяя за собой дверь.
О чем это они?
Спать уже не хочется, а осознание того, что что-то не так, заставляет окончательно распахнуть глаза. И тут он понимает:
- Краснобородый?
Тишина.
- Эй, приятель, ты где?
Высунуть нос из-под одеяла: пираты осматривают лагуну из укрытия. Вот она, как на ладони: мирно покачивается на волнах корабль (как интересно было вместе с садовником строгать доски, аккуратно приклеивать детали, натягивать веревочки, а потом, высунув от усердия язык, выводить кисточкой название: Redbeard! Дружище оценил, разумеется: тыкался мокрым носом, порывался утащить к себе в угол, но кто же даст, когда столько усилий приложено? Он понял, конечно же. И даже почти не порывался повторить попытки, когда они вдвоем носились по двору, устраивая пиратские баталии. И даже не был наказан, когда слегка прокусил-таки корму: от усердия же, не хотел... Совершенно точно не хотел), тускло поблескивает в углу кривая сабля, оклеенная фольгой: папа помог изготовить. Постоянные участники их с Краснобородым похождений - плюшевые зайцы и медведь, деревянные человечки с нарисованными повязками на глазах спят в своей коробке. День обещает быть солнечным, а в школу сейчас не надо, а это значит, что можно...
И вдруг он понимает, что именно не так.
Его разбудила мама. А обычно это делал Краснобородый. Приходил и толкался мордой, вздыхая и испуская протяжные "уффф": просыпайся, хозяин, впереди нас ждет отличный день, полный приключений и необыкновенных историй! Обцеловывал все лицо так, что можно было бы не умываться, но мама всегда была категорически против такого положения вещей, а от брата и вовсе могло влететь, и только отец посмеивался, набивая трубку: мальчишки - всегда мальчишки, что с них взять? Даже если один из них - собака.
- ...Эй, парень?
Шерлок откидывает одеяло и садится на кровати. Пса нигде не видно. Сердце замирает.
Последние дни он был совсем плох. Почти не вставал, хотя и лыбился, как всегда, широко раскрыв пасть, щуря подслеповатые слезящиеся глаза. И давал использовать себя вместо подушки: вчера вечером Майкрофт поднял младшего с пола, где тот заснул, крепко обняв свою собаку, ткнувшись носом куда-то в мохнатый живот, а Краснобородый, в свою очередь, положил голову к нему на плечи, ничем не показывая, как ему тяжело. Не спал, вздыхая и посматривая периодически на мальчика, с которым уже не мог играть так, как прежде.
Однажды он болел, и Шерлок очень хорошо помнил, как много он тогда плакал. Плохо понимая, отчего ему так страшно, и так, что мама отчего-то страшно волновалась, а отец спорил с нею насчет того, действительно ли так уж нужен этот странный доктор, который говорил о какой-то ре-а-би-ли-та-ции и се-да-тив-ных пре-па-ра-тах. И что-то о нестабильном психическом состоянии в связи с излишней эмоциональностью, которую излишняя привязанность может...
(дальше он не разобрал, да и не помнил: заснул после того, как "мошка укусила", а доктор похлопал ласково по плечу, приговаривая "тише, тише...")
(а слова про психическое состояние и излишнюю эмоциональность почему-то очень хорошо запомнил, хотя и плохо выговаривал поначалу)
Но даже тогда Краснобородый спал на своем месте. В своем углу, на своем коврике, вот прямо тут, за кроватью.
И даже тогда, когда едва мог передвигаться, первое, что Шерлок слышал - постукивание его хвоста в ответ, стоило позвать его по имени.
Страх закрадывается в сердце и становится еще холоднее. Что-то в груди начинает биться со страшной скоростью, а сам мир сужается до размеров этой спальни с голубыми стенами.
Не чувствуя босыми ногами холодного пола, мальчик подходит туда, где обычно лежал пес, и, не обнаружив его там, застывает на мгновение, после чего срывается с места, бежит к двери, рывком открывает ее, чтобы со всего маху влететь в брата, который не то стоял под дверью, дожидаясь момента, пока младший проснется окончательно и все поймет, то ли просто оказался в нужное время в нужном месте.
- Майкрофт! Краснобородый... Где Краснобородый? - в распахнутых, немигающих глазах нет слез, но выражение лица брата почему-то меняется, он нервно оглядывается на гостиную, где никого нет. На часах - одиннадцать утра. Немыслимо поздно. Он почти никогда не спал так долго, кроме тех дней, когда мама выглядела обеспокоенной, а вечерний чай с молоком отдавал чем-то неприятным. Как вчера, кстати.
- Шерлок...- голос брата звучит тихо, а руки, лежащие на плечах, кажутся очень тяжелыми. Он редко улыбается, но в его постоянной не-улыбке нет того пугающего и непонятного, заставляющего сердце сжаться еще сильнее, а слезам все-таки потечь из глаз, что окутывает брата словно бы невидимой, но ощутимой пеленой.
Осознание чего-то плохого, непоправимого, страшного вдруг становится таким сильным, что сдерживаться не остается никаких сил.
- Он что... он что... он остался в гостиной, да? У камина спит? - слезы почему-то холодные, а руки начинают дрожать. - У камина спит, да? Он вчера спал у камина, грелся. Греется, да? В спальне сегодня так холодно! Майкрофт, он у камина спит, да?
Брат прикусывает нижнюю губу: Шерлок всегда, даже когда ему очень страшно или обидно, замечает даже самые маленькие детали.
Когда брат прикусывает нижнюю губу, жди беды.
Или просто плохих вестей.
- Братишка, - он опускается на корточки перед младшим братом и все также держит его за плечи. - Видишь ли...
- ОН У КАМИНА СПИТ! ДА?!
На крик выбегает мать, пару секунд спустя распахивается ведущая на улицу дверь, и в комнате показывается отец. И, глядя на их лица, мальчик понимает, что надо бежать. Что-то подсказывает ему: если бежать побыстрее, то он успеет, и Краснобородый будет лежать у камина, где его вчера так разморило, что не хватило сил и желания дойти до спальни маленького хозяина - ну должно же это было когда-нибудь случиться? Все когда-нибудь случается в первый раз.
Шерлок вырывается из рук брата и бежит, не чувствуя, как задевает ногой низенький столик: потом этот синяк долго не пройдет, будучи напоминанием. Но у самых дверей его перехватывает отец, и, хотя сын вырывается, что есть сил - уже не маленький, и не особенно легкий, его удается удержать.
- Пусти! Пусти!!! Успеть надо, надо успеть! Он у камина спит, я его вчера там...там забыл, пусти!
Он что, не понимает?! Не понимает!
Шерлок бьется, как рыба, пойманная на крючок, колотит отца кулаками и ногами, но тот молча держит его, прижимая к себе, а у мамы слезы на глазах.
Он же не успеет!
- Пусти!
Силы неожиданно оставляют его, и мальчик обмякает на руках у отца, утыкаясь тому в плечо и принимаясь всхлипывать. Отец гладит его по волосам и несет в гостиную.
Когда они опускаются на диван напротив камина, Шерлок видит, что никого там нет.
- Видишь ли, малыш, - тихо говорит отец, - иногда в жизни происходят вещи, о которых нас не всегда спрашивают. Он сильно болел, но так тебя любил, что решил, что не хочет, чтобы ты расстраивался, увидев, как он...
- Что - он? - мальчик отрывает голову от отцовского плеча и смотрит ему в глаза, чувствуя, как конечности становятся какими-то твердыми, а кончики пальцев холодеют.
- Я говорил, что добром это не кончится, - доносится откуда-то сзади голос брата.
- Господи... - тихо произносит мама, вероятно, увидев или поняв что-то, что заставляет ее голос так измениться.
А отец молчит. И в молчании этом Шерлок вдруг видит ясный ответ, простой и понятный.
Если бы они ему сказали, может быть, все было бы иначе.
Последнее, что он помнит - хрип, который вырывается из груди прежде, чем он начинает кричать.
***
...За окнами - темнота и дождь. Что-то навязчиво пищит: пик, пик, пик. На пальце - какая-то дурацкая штука, вроде прищепки. И он совершенно точно не дома.
В кресле возле постели кто-то сидит. По запаху - духи, корица - он определяет, что это мама.
В голове - мягкая, туманная муть. Что-то было утром, кажется?
- Приходит в себя, - чей-то голос пробивается сквозь снегопад. - Хорошие показатели, но придется оставить еще на пару дней, вы же понимаете.
- Да. Нас предупреждали.
- Редкий случай. Он ко всем так привязывается и реагирует? Обычно дети... как-то слабее. Проще. На моей практике такое - впервые. Обычно - после потери родителей. Сильнейшего стресса. Но не после потери животных.
- Он особенный. Мистер Хендерсон сказал - любая привязанность может...
- Да, понимаю. Редкий случай. Но я не исключаю, что когда-нибудь все изменится. Возможно, с чьей-то помощью. Будьте внимательны. Вот здесь - список процедур и препаратов, которые...
Шерлок проваливается в сон.
Во сне мама кладет на лоб теплую руку и говорит чуть сдавленным, но ласковым голосом:
- Кто бы там что ни говорил, ты научишься. Ты непременно научишься. Жизнь не стоит на месте, даже если ты одной ногой увяз в прошлом. Важно то, что сейчас. И важно - помнить. А там, в памяти, они всегда с нами. Я верю в тебя, Шерлок. Ты непременно научишься.
Во сне ирландский сеттер с добрыми глазами бежит к нему по длинному светлому коридору, машет хвостом, лезет обниматься, облизывает лицо.
Вполне живой. Все также любящий, но ничего не _решивший_.
- Спишь еще? - кто-то стоит у дверей, а из кухни доносится запах свежей выпечки и кофе. Из-под одеяла не хочется вылезать: холодно. Но сон развеивается постепенно, и сквозь смеженные веки Шерлок чувствует свет - с непривычной стороны.
- Еще пять минут... - бормочет он в ответ, натягивая на себя плед, лежащий поверх одеяла.
В ладонь тычется мокрый нос. Только не крупный, когда можно смешно взять его в ладонь и издать звук, какой издает гудок на старых автомобилях, а совсем крохотный. Обладатель носа урчит: куда у них встроены источники этого урчания, интересно.
А пес с добрыми, ласковыми глазами, улыбнувшись своей фирменной улыбкой от уха до уха, растворяется в воздухе, когда сон окончательно улетучивается.
И комната - вовсе не его спальня.
- Мне на работу пора, - тихо говорит девушка, стоящая в дверях. Ее волосы медового цвета заплетены во французскую косу - чуть растрепанную, но милую, ей очень идет. - И еще все остынет. Забрать его? - последнее адресовано коту, который угнездился рядом с лежащим в постели мужчиной, не желая покидать нагретое место.
- Не надо, - улыбается Шерлок. - Он очень теплый.
Молли улыбается в ответ, кивая, а затем аккуратно затворяет за собой дверь, чтобы дать ему еще несколько минут.
Она понятия не имеет о том, что имеет для него не меньшее значение. И понятия не имеет о том, что такое для него - эта значимость.
Но впервые за долгие годы ему не больно, и нет после сна - привычного, не оставляющего его на протяжении всех этих лет - пустой холодной дыры в самой середине груди. Она исчезла после того, как он начал просыпаться здесь, в этой спальне, однажды придя сюда, в эту квартиру, к ней домой после того, как пробродил половину ночи под снегопадом, и в какой-то момент испугавшись, что его самого затянет в эту дыру.
Она тогда молча пустила его внутрь, и как-то так оно и осталось по сей день.
- Извини, приятель, - вздыхает детектив, поднимаясь с постели и подхватывая мирно спящего кота на руки. - Дела не ждут, зато, уверен, в кухне тебя ждет твоя миска. Меня, кстати, тоже.
Что бы там врач ни говорил "о привязанностях в его случае", он научился еще кое-чему: какой бы стороной ни поворачивалась к нему жизнь, необходимо жить тем моментом, который имеешь, даже если одной ногой ты накрепко увяз в прошлом.
Он научился.
Начинается новый день.
Близится Рождество.